тем более, что в глубине души, он надеялся, что выбирает плётку именно себе, поэтому подходил к этому выбору со всей тщательностью и ответственностью. — Беру эту плётку! Вот мой окончательный выбор! Эта точно не подведёт! На! Потренируйся!
Соловей отдал мне плётку. Моему изумлению не было предела. Визор подсказал.
Плётка конюха!
+2,5 к физическому урону!
Я с опаской взялся за плётку и вложил рукоять точно в руку, сжав пальцы.
— Ты сначала научись бить сверху, а потом подсекать. Видишь, как это делаю я! Бери так! Вот так! Теперь так! Заводишь руку назад, делаешь выпад и наносишь резкий и сильный удар, чтоб хлопок слышать. Слышишь?
Удар у меня получался не совсем точным, вялым, растянутым и смазанным, но в плётке я чувствовал настоящую мощь и силу, которая энергетически выходила из рукоятки и прямо бежала, вливаясь в пятерню, словно удесятеряя удар и продолжая руку. Соловей же владел инструментом, что называется, виртуозно.
— Попробую ещё! Мне, пожалуйста, вот эту нагайку! Будьте добры! — добавил Соловей напоследок, возвращая плётку торговцу.
Хватило ударить нагайкой всего один раз. Соловей тотчас без лишних слов поспешил вернуть её назад. Я видел, как Соловей тряхнул головой и скривил лицо в недовольную гримасу.
— Нет! Лучше всего ту! Вот ту! — и показал на плётку.
— Кто из вас пакупает? Ты сначала пакажи, есть ли у тебя эти дывадцать пиать медяков или их нет? — потребовал опять с недоверием торговец, хмуря брови на Соловья, как на конкурента.
— Двадцать! Вот! — показал я деньги.
— За дывадцать нет! Двадцать мало! Дывадцать пиать давай! — возмутился торговец, протестующе взмахнув руками.
— Как? Вчера были за двадцать! — встрял Жером. — Я сам видел.
— Что ты видел? Эти пылётки всегда по дывадцать пиать прадаю. Сегодня такая одна осталась. Дывадцать пиать стоит. Последняя.
Я чуть не выругался, а про себя всё ж таки подумал. — Вот сука!
Зажав в кулаке деньги, стиснув зубы, растерянно повернулся к Жерому. Что делать? Вопросительно посмотрел на него. Потом на Соловья.
Соловей отрицательно покачал головой. Дескать, ничего не бери пока.
— Тогда так. Приду позднее и куплю, — заявил я торговцу.
— Твоё дело! — спокойно сказал торговец и присел на ящик, вытащенный во время разговора из-под лотка. — Я подожду. Придёшь, пакупай. Нет. Другому отдам.
Делать нечего. Надо заработать ещё, чтобы купить хорошую плётку.
За спиной нашей компании прошли два жующих морковку стражника с саблями на боку, а буквально в пяти саженях за ними стояла пожилая женщина, которую мы раньше почему-то не заметили или проигнорировали, увлечённые разговором с толстяком Сулейманом. Хотя внешность её была весьма и весьма специфическая. Увидишь такую один раз и запомнишь на всю жизнь.
Меня толкнул в плечо Жером.
Когда я повернулся к мальчишке, то заметил, как у того побледнело лицо.
— Что случилось? — невольно спросил я у Жерома и поразился тому, как он вдруг переменился в лице, так был напуган в этот момент.
Жером показал трясущейся рукой куда-то мне за спину.
Только сейчас, неподалёку от себя, я увидел стоящую жутковатого вида старуху. Вместе со мной, почти в одно время повернулись от лотка Соловей и Ушастый.
Соловей даже присвистнул и произнёс вслух, не выдержав, так, что старуха, вероятнее всего, услышала неожиданный возглас. — Вот это чувырло пришло! У неё за ушами грибы растут!
Чувырло явно смотрело в нашу сторону.
Как только Жером увидел, что уродливая старуха смотрит прямо на него, то тотчас начал от неё прятаться за мою спину.
— Ты что так побледнел, Жером? Чего боишься? — спросил я у него. — Брось бояться! Старуха, как старуха!
— Это страшная старуха! — зашептал на ухо Жером. — Она колдунья! Ведьма!
— Отчего ты так решил? Мало ли здесь ходит всяких старух и калек! Бывают и уродливее!
— Мне много говорили о ней. А ещё я один раз сам взялся ей помогать. Очень нуждался. Но когда узнал, куда надо идти, то всё, что нёс, бросил и убежал. Еле ноги тогда унёс. Больше никогда не по… Кам, ведь старуха-то вела меня прямиком на кладбище!
— Глупости! — попытался я, развеять страхи Жерома. — Вот сейчас возьму и проверю. Хочешь? Сам ей помогу!
Жером так перепугался, что не смог произнести и слова.
Ведьма, между тем, крутила головой и спрашивала скрипучим низким голосом у проходящих мимо, искала. — Люди добрые! Помогите немощной старой женщине!
Охотников не находилось. Видимо, брали во внимание её безобразный вид. Ведь не всякий из смельчаков решался даже приблизиться к ней, не говоря уже о том, чтобы помочь донести корзину.
Старуха имела низкий отвратительный голос.
Все нищие отбегали от бабки, как от чумы. Настолько она была уродлива.
Худое тело облегает чёрное длинное до земли платье с глухим воротом. На голове плотно повязан серый платок, из-под которого лишь торчит длинный крючковатый нос и мохнатые уши. Нос до такой степени внушителен, что почти достаёт до морщинистого чёрного подбородка с редкими седыми волосинками.
У ног старушенции находилась большая плетёная корзина, набитая доверху цветной капустой. Одной, ей явно, такую корзину не унести. Нужна помощь.
Глаза мои и этой старухи вновь встретились. Она тут же поманила меня рукой.
Но в то время, когда Жером и остальные дивились её уродству, я думал совершенно о другом. Ведь я пришёл на базар не просто так, мне нужна плётка, а на плётку деньги. Поэтому, не рассуждая долго, решил помочь на свой страх и риск этой старухе, во что бы то ни стало, подавив в себе всякую природную брезгливость.
Я внимательнее присмотрелся к ведьме, полагая, что этого будет вполне достаточно, чтобы разогнать сомнения. Навёл на неё незаменимую волшебную мишень визора.
Но впервые визор отказался и не смог разглядеть уровень и имя. Какая досада!
Имя:???
Уровень:???
Виртуальная табличка над ней точно была, но она явно предназначалась не для моих бедняцких глаз. Табличка глухо скрыта и не доступна для чтения. Во всём этом сквозил какой-то таинственный замысел тёмных сил. Но и тогда я отогнал от себя всякие предрассудки.
— Послушай, Сулейман! — вкрадчиво обратился я к толстяку. Дай слово, что никому не продашь эту плётку, пока я не вернусь?
— Слуший! Откуда знаешь? — удивился, разинув рот, Сулейман. Ведь я не назвал свой имя?
Мои спутники из барака, казалось, удивились моей прозорливости не меньше торговца.
— Правильно! Ты не называл своего имени, но, однако же, я его знаю! Дай слово!
— А ты кто? Ясновидящий?
— Пожалуй так! Поклянись, что никому не продашь эту плётку, прежде чем я за ней